— Да, как только немного разогнали комарье и построили Институт, там стало людно — войска, ученые… — кивнула Каролина. — Ах, там так интересно!
Дэвид невольно поёжился.
— Не беспокойтесь, — сказал ему Бессмертных. — Сейчас здесь довольно спокойно, а поезд отлично защищен.
— Да, я слышал, — кивнул стажер и отодвинул занавеску: сегодня окна в вагоне-ресторане отчего-то были зашторены, а юноше было интересно взглянуть на знаменитые болота.
— Только не за завтраком! — предостерегла госпожа Кисленьких, но опоздала — Дэвид вдруг шарахнулся, едва не налетев на Бессмертных. — Ну я же предупреждала…
— И стоило волноваться? — буркнул Немертвых. — Стекла бронебойные.
— Д-да… — ответил Дэвид, завороженно глядя на размазавшегося по этому самому бронебойному стеклу комара размером с хорошего воробья. Ему показалось, что глазки насекомого до сих пор горят жадным огнем, а с кончика хоботка, больше напоминающего шило, капает яд. Дубовны поспешил задернуть занавеску. — Я, пожалуй, всё-таки возьму шапочку… Для самоуспокоения.
— Для самоуспокоения — можно, — благосклонно кивнул следователь.
— И всё равно — не смотрите в окно, — предостерегла Каролина, — а то увидите еще что-нибудь, совсем аппетит отобьете…
— Ну уж не такой я слабонервный, госпожа Кисленьких! — нахмурился Дэвид, в шапочке из фольги имевший вид одновременно залихватский и забавный.
— Дэвид, я пошутила, — неотразимо улыбнулась та, и Дубовны заулыбался в ответ. — Конечно, имей вы нервический склад характера, господин Бессмертных не взял бы вас на стажировку! Ах, — спохватилась вдруг Каролина, — господа, я, пожалуй, покину вас, у меня ведь глава не дописана… Вит-Тяй, миленький, не окажете ли вы мне любезность? Принесите еще бутылочки три чернил — мои закончились, а у вас, я знаю, запас.
— Непременно, госпожа Кисленьких, — прогудел тот и поднялся. — Сей же момент доставим.
— Что бы я без вас делала! — воскликнула та и, цокая шпильками, умчалась, оставив за собой едва уловимый шлейф духов и будоражащие воспоминания.
Следом ушел поручик, отправившись выполнять поручение сиятельной госпожи.
— Пойдем и мы? — поинтересовался Руперт у сотрапезников, и в этот момент к их столику бочком приблизился проводник. Вид он имел крайне бледный, что само по себе настораживало.
— Господин Бессмертных… — произнес он полушепотом. — Господин Бессмертных… У нас несчастье!
— Опять? — поразился доктор. — Руперт, что за поезд вы выбрали? Несчастья сыплются одно за другим…
— Постойте, Теодор, — поднял руку следователь. — Что случилось, любезный? В чем дело?
— С господином Сверло-Коптищевым несчастье, — вздохнул проводник.
— Опять? — повторил Немертвых. — Хм… Может быть, он их притягивает? Стоило бы сбросить его с поезда… во избежание, так сказать.
— Теодор, вы сегодня кровожадны, — отметил Бессмертных. — Старые раны?
— Нет, — усмехнулся доктор, — готовлюсь писать разгромную статью по одному, с позволения сказать, научному труду.
— Настраиваетесь, — понимающе кивнул Руперт и снова повернулся к проводнику, переминавшемуся с ноги на ногу. — Так что там за несчастье с бедным господином Сверло-Коптищевым?
— Оно… оно произошло не совсем с ним, — выдал тот. — То есть, к счастью, совсем не с ним, а с его камердинером…
— Хм… — следователь нахмурился. — И что же именно произошло с этим… камердинером?
— Господин Бессмертных, это дело крайне деликатное, — проводник перешел на свистящий шепот. — Под угрозу поставлена честь самого экспресса!
— Это серьезно, — согласился тот и поднялся. — Пойдемте, побеседуем в более подходящем месте.
— А… если бы господин Немертвых тоже согласился присоединиться… — начал проводник. — Я опасаюсь, может потребоваться помощь, которую наш фельдшер оказать не в состоянии…
— Умеете вы заинтриговать, — вздохнул доктор и тоже встал, опираясь на новую трость. При свете дня она выглядела весьма нарядно. — Что ж, идемте. Ян, Берт… последите, чтобы никто не тревожил.
По пути к купе Сверло-Коптищева проводник вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию.
По его словам, утром, когда большинство пассажиров, позевывая, потянулось завтракать, в вагоне раздался отчаянный вопль, скоро, впрочем, захлебнувшийся. Проводник решил было, что кому-то из тех, кто завтрак игнорировал, приснился страшный сон (многие ведь знали, через какие края пролегает путь экспресса), но тут же встрепенулся — кричали определенно в коридоре! Разумеется, он отправился проверить, все ли в порядке, и картина, представшая его глазам, ужаснула беднягу настолько, что только намертво вдолбленные инструкции позволили ему не потерять присутствия духа и нажать тревожную кнопку…
Через минуту по коридору вагона первого класса уже неслась, стараясь особенно не топать и не брякать о стены снаряжением, команда срочного реагирования с баллонами дезинсектора наперевес, а в дверях купе бился и отчаянно кричал камердинер Сверло-Коптищева, над которым с грозным гулом реял гигантский болотный комар, вонзая хоботок в податливую человеческую плоть…
Тут проводник вынужден был признать, что несколько увлекся рассказом, потому что реять комар уже не мог, до того насосался крови, а просто ползал по бедному камердинеру. Ну а тот умудрился сорвать голос первым же криком, а потому способен был только сипеть.
— Если бы не это, господа, — говорил проводник, отпирая дверь и пропуская следователя со стажером и доктора в купе, — если бы он продолжал звать на помощь, всполошился бы весь вагон, и происшествие не удалось бы сохранить в тайне!